Петр Лещенко мечтал о гастролях по всему Советскому Союзу, но вместо этого получил тюремное заключение
«Измена родине», «враг народа», «прихвостень фашистов»… Все эти эпитеты и определения долгое время ассоциировались с именем талантливого певца Петра Лещенко. «Не хочу, чтобы на моей родине считали меня тем, кем я на самом деле не являюсь, — признавался сам Лещенко в своей книге «Исповедь от первого лица». — От советских граждан я не раз слышал в свой адрес «белоэмигрант». Были слова и похуже. «Вы пели для фашистов!» – бросил мне в лицо генерал Водопьянов. Не сказал, а бросил, словно перчатку. Я ответил, что пел для русских. Фашисты на мои концерты не ходили. И фашистских песен я никогда не пел».
«Никуда мы не эмигрировали»
«Рассказ о себе я начну с августа 1917 года, — отмечал Петр Лещенко. — Тогда в моей жизни произошло неприятное событие, случайным образом определившее ее дальнейший ход. В августе 1917 года меня контузило взрывом снаряда. Проклятый снаряд угодил прямо в наш окоп. Мне повезло, я относительно легко отделался. Семеро солдат моего взвода были убиты осколками, а меня задел только один…».
Тогда, во время Первой мировой, прапорщик русской армии Петр Лещенко попал в кишиневский госпиталь. Его лечение подходило к концу, когда в январе 1918 года румынские войска заняли Кишинев. Так Петр Лещенко оказался за границей и стал подданным румынского короля…
«Контузия загнала меня в госпиталь, а дизентерия удержала там до прихода румынской армии в Кишинев. Вот так я стал «белоэмигрантом», — вспоминал Лещенко. — На самом деле я никуда не эмигрировал, а оставался на одном и том же месте, в Кишиневе, в госпитале. Но Кишинев вдруг и совершенно для меня неожиданно стал Румынией, а я стал румынским подданным.
Кишинев, в который меня привезли в младенческом возрасте, я считал своей родиной. Здесь жила моя семья – мать, отчим и недавно родившаяся сестренка Валя. Уехать из Кишинева куда-то, бросив их, я не мог… Никуда мы на самом деле не эмигрировали. Все решилось за нас и без нашего участия. Нашего мнения никто не спрашивал. Жили мы в России, но вдруг оказались в Румынии. Вот и вся наша «эмиграция»…
К тому времени из Румынии в Советский Союз уже нельзя было переехать только лишь по одному своему желанию. Впервые желание жить в Советском Союзе посетило меня в 20-е годы. Я понимаю, что неисполненное желание ничего не стоит. Но если желание было, то о нем следует написать. Такая огромная страна, как Советский Союз, – это же мечта для любого артиста».
Лещенко от природы обладал великолепно поставленным голосом, мастерски играл на гитаре и танцевал. Выступал он вместе с танцовщицей Зинаидой Закит из Латвии, которая в 1930 году стала его женой. Постоянным местом жительства семьи Лещенко был Бухарест.
В 1931 году состоялась в творческой жизни Лещенко произошла важная встреча – с известным композитором Оскаром Строком, автором популярных мелодий в стиле фокстрот и танго, многочисленных романсов и эстрадных композиций. Именно Строк предложил Лещенко попробовать записать свой голос. И не ошибся: пластинки с композициями «Синяя рапсодия», «Черные глаза», «Скажите, почему» сразу же стали пользоваться огромной популярностью. Вскоре к ним добавились «Настя-ягодка» и «Миранда».
В СССР пластинки с выступлениями Лещенко доходили. Их привозили советские дипломаты, специалисты, командировочные наркоматов и даже советские добровольцы, воевавшие на стороне республиканцев в Испании. Так что «Чубчик кучерявый», исполненный Петром Лещенко, был хорошо знаком в советской стране.
«Чубчик продал родину»
Когда началась война, Лещенко продолжал оставаться в Румынии, но, используя различные связи, всячески уклонялся от службы в румынской армии.
Однако в начале декабря 1941 года газета «Комсомольская правда» разразилась убийственной публикацией в адрес певца. В ней он был назван «оборванным белогвардейцем», «продажным лакеем», обладателем «гнусавого тенорка»…
«Сочетание разухабистой цыганщины с фальшивыми, якобы народными мотивами и гнусавым тенорком показалось пражским мещанам истинно русской музыкой… Слава постепенно росла. Белогвардейцы подняли его, что называется, на щит… Унтер оказался кстати поэтом – он сам сочинял слова своих душещипательных романсов. С размером и рифмой он не очень стеснялся. Но слова подбирал по принципу: чем глупее, чем пошлее – тем лучше. Белогвардейцы слушали забытые кабацкие мотивы и плакали. Иностранцы слушали и умилялись: это и есть русская душа, если русские плачут».
Но то, что звучало в статье дальше, было приговором: утверждалось, что после нападения Германии на СССР «унтер нашел свое место – оно у немецкого микрофона. Украинцы и белорусы слышали лучшие в мире оперы, симфонические концерты, красноармейские ансамбли, народные хоры, — все это, разумеется с фашистской точки зрения было большевистской пропагандой. Теперь немцы принесли «подлинную культуру» — Лещенко… Чубчик продал родину, свой народ, продал традиции вольного казачьего Дона и служит тому, кто кормит, — изображает русскую душу такой, какой хочет видеть ее Гитлер».
Автором публикации был указан переводчик и поэт Овадий Савич, почти все довоенное время живший за границей и писавший оттуда для советских газет. Во время Великой Отечественной войны он работал в Совинформбюро.
Как отмечают биографы Лещенко, у подобного злобного и гнусного пасквиля была причина. В начале зимы 1941-1942 годов в Одессе пошли слухи о предстоящих концертах Лещенко. «Одесская газета» сообщала: «Знаменитый, неподражаемый исполнитель русских и цыганских танго, фокстротов и романсов, напетых на пластинках фирмы «Колумбия» и разошедшихся по всему миру, Пётр Константинович Лещенко даёт концерты в помещении Одесского театра оперы и балета».
Когда эти сведения дошли до Москвы, заклеймить легендарного певца. Что и было сделано. Говорят, что впоследствии вдова Лещенко Вера Георгиевна пыталась восстановить справедливость, обращалась в редакцию газеты, однако ей сказали, что Савич – псевдоним (это была неправда), а сама публикация была будто бы написана коллективно и по указанию сверху. А вот это, возможно, так и было…
«Ты со мной, моя родная…»
В сентябре 1943 года Петр Лещенко все же был призван в румынскую армию, в октябре он был направлен в оккупированный нацистами Крым. Командование назначило его на должность заведующего офицерской столовой, Лещенко было присвоено звание младшего лейтенанта интендантской службы.
К тому времени Лещенко был вместе с певицей и аккордеонисткой Верой Белоусовой. Он познакомился с ней в 1942 году в оккупированной румынскими войсками Одессе. Вера Белоусова осталась в Одессе, поскольку, будучи раненой, не смогла эвакуироваться вместе с отступившей Красной армией. А ранена она была в 1941 году, когда в дни обороны Одессы выезжала в части Красной армии с концертами.
Через некоторое время после знакомства с Верой Белоусовой Лещенко развелся со своей первой женой и вступил в новый брак.
В конце 1943 года оккупационная газета «Голос Крыма» сообщала: «Находясь в рядах действующей Румынской армии в качестве офицера, лично принимая участие в защите Крыма от вражеского вторжения, Петр Лещенко получает любезное согласие Румынского командования на выступлению перед гражданским населением — своими соотечественниками. Он надеется, что обстоятельства позволят ему скоро дать публичный концерт в Городском театре».
В 1943-1944 годах газета «Голос Крыма» еще не раз сообщала о выступлениях Петра Лещенко на оккупированном полуострове. 16 января 1944 года в воскресном выпуске прошла информацию об очередном выходе Петра Лещенко в эфир радио: «В пятницу вечером по радиосети выступил снова уже хорошо известный для Симферополя певец Петр Лещенко. После ряда прекрасно исполненных песен на румынском языке он пропел несколько новых песен на русском языке…».
30 января 1944 года в газете было опубликовано стихотворение Петра Лещенко «Крымский ветер», посвященное Вере Белоусловой, в которой были и такие строки: «Не страшна мне мгла ночная // И зловещий, переменный гул. // Ты со мной, моя родная… // Крымский ветер сильно дул». Стихотворение было написано 11 января 1944 года, а координаты указал сам Лещенко: «Крым, где-то на фронте».
В марте 1944 года Петр Лещенко, покинув еще оккупированный Крым, прибыл в Одессу, а оттуда со своей семьей отправился в Бухарест. Вскоре Красная армия вышла на государственную границу с Румынией, а в августе 1944 года Румыния объявила войну Германии.
Лещенко оставался в Румынии, продолжал выступать, его концертными площадками были гарнизоны, госпитали, офицерские клубы, кафе и кинотеатры Бухареста. Репертуар Петра и Веры Лещенко (они выступали вместе) был очень обширным. Летом 1948 года супруги поступили в только что открытый Театр эстрады.
Между тем певец прекрасно понимал, что его будущее становилось все более и более неопределенным: Румыния после окончания войны переживала советизацию.
«Позавчера мне исполнилось пятьдесят два года, — писал Лещенко в своих мемуарах в 1950 году. — Празднуя свое пятидесятилетие, я почувствовал, что перешагнул через порог, за которым старость…
Большая часть жизни прожита. Что ждет меня впереди? Тяжело у меня на душе. Мучает неопределенность моего положения. Нашего положения. Что с нами будет? Гляжу на Верочку, и сердце сжимается от боли. Думаю, угораздило же тебя связаться со мной. И сразу ужасаюсь таким мыслям. Что бы я без нее делал? Не могу представить свою жизнь без нее. Она – единственная моя отрада. Награда, которую даровал мне Бог.
Пишу эти строки тайком от нее. Дам прочесть, когда закончу, пока пишу, никто, кроме меня, читать написанного не должен. Верочка станет первой читательницей моих воспоминаний. Впрочем, она и так знает всю мою жизнь. Я рассказал ей все о себе досконально в самом начале нашего знакомства. Не хотел, чтобы она видела во мне «того самого Лещенко». Хотел, чтобы она узнала и полюбила меня настоящего».
«Надеюсь пожить на родине»
По словам певца, его больно ранил вопрос о том, почему он не хочет вернуться на Родину. «Его мне задают всякий раз, когда я выступаю перед советскими солдатами. Не хочу… Да я бы птицей полетел, если бы мне разрешили! Я прошу, прошу, прошу, но разрешения все нет и нет. Во время концертов я не могу рассказывать, что и как. А написать об этом можно и должно, чтобы положить конец слухам и домыслам…
Шаляпин однажды сказал мне, что, несмотря ни на что, мечтает умереть на родине. У меня та же самая мечта. Но до этого я еще надеюсь пожить на родине и мечтаю объехать с гастролями весь Советский Союз. Всюду хочется побывать. Мечтаю, чтобы у нас с Верой были дети. Но мои мечты пока еще остаются мечтами. В моем положении о детях и думать нечего. А между тем мне уже пошел пятьдесят третий год».
В начале 1951 года Петр Лещенко обратился с очередным ходатайством о возвращении в Советский Союз. Однако уже в марте того же года он был арестован органами госбезопасности Румынии (по всей видимости – по прямому указанию из Москвы). Дальше последовало тюремное заключение и болезнь. В июле 1954 года он умер в тюремной больнице Бухареста.
Вера Георгиевна Белоусова была арестована советскими органами госбезопасности в 1952 году. Она была обвинена в том, что вышла замуж за подданного капиталистического государства, что квалифицировалось как измена Родине (ст. 58–1 «А» УК РСФСР). Приговором ей было 25 лет заключения. В июне 1954 года Верховный суд СССР реабилитировал за отсутствием состава преступления.
Судьба певца оказалась трагической, но его творчество – необычайно востребованным в СССР. После войны много пластинок с записями его песен было привезено советскими военнослужащими из Европы, в первую очередь из Австрии.
«Существует апокриф, не знаю, насколько это правда: будто бы в разговоре с детьми, которые заявили, что из эмигрантов им больше нравится Лещенко, Сталин поморщился и заявил, что Вертинский гораздо талантливее», — говорит научный сотрудник Музея политической истории Александр Смирнов. Однако, как бы это ни было неприятно властям, голос Петра Лещенко продолжал звучать…
Сергей ЕВГЕНЬЕВ Специально для «Вестей»